SuperFoto.pro
Мобильная студия. Семейные фото. Фото детей, домашних животных. Фото на выставках собак. Большая собственная территория. Фото щенков: выезд на дом к заказчику
Самайн
Космогоническая сказка.
Всем ушедшим со Жнецом друзьям посвящается.
Вот так заходила Смерть в дома.
Знала — не знала, звала сама,
И не спеша ворошила ветром листья любви…
Ты же пришла за ответом?! Так бери нас! Бери!…
(Максим Крижевский)
Давным-давно, когда Живая Грязь Творения была ещё тёплой (даже горячей! именно такой она должна быть, чтобы созданное из неё осталось живым и могло размножаться) на нашей маленькой захолустной планетке, толпы Творцов суетились здесь, как в песочнице.
Каждый из них имел собственные амбициозные планы и свои не менее амбициозные представления о предполагаемом результате — идеальном Творении. И самые разные Твари появлялись на свет в результате их Творчества — от пробных недоделок до сложнейших организмов с не менее сложным Будущим, заранее продуманным и просчитанным Творцами на долгие тысячелетия вперёд.
И чем ближе казался Творцам идеальный результат — тем больше Тварей сметалось в сторону, на волю, в душный горячий воздух не так давно родившейся планеты. Множество Родов и племён разной степени разумности и готовности к самовоспроизведению бегало уже по первозданным лесам, прериям, горам и лугам, болотам и пустыням. Творения уже сражались за жизнь и массово вымирали и уничтожали друг друга, а Творцы всё искали идеал.
По мере остывания Грязи Творцов оставалось меньше. Отряхивая пальцы и инструменты, один за другим отбывали они на поиски новых, более подходящих для Творения Идеала миров.
Каждый из них, покидая планету, не забывал заботливо поместить в Правь Мрачного Уборщика и с ним дюжину-другую наиболее близких к Идеалу Творений — для присмотра за Жизнью и Разумом в Яви и Нави, и разумеется для докладов Творцу, если бы таковые вдруг стали ему интересны.
Навь же постепенно наполнялась сама, а Явь не истощалась и непрерывно видоизменялась благодаря мастерству большинства Творцов.
… Ведьма очнулась от раздумий об этом Знании и вернулась к своим котелкам и плошкам. Ничего, кроме боли, за этим Знанием не стояло. Как, впрочем, и за большинством прочих Знаний.
Не спеша собрав обед для дворовой живности, Ведьма вышла во двор. Краем глаза успела заметить отпрянувших от забора наблюдателей. Чёрный пёс бежал за ней молчаливой тенью. Первое ведро еды — чёрным курам. Ведьма собиралась поехать в Столицу, поэтому ей захотелось освободить кухонные шкафчики под возможные покупки и выбросить курам все недоеденные остатки разных видов круп и муки, скопившиеся за год. Высыпав в куриный таз молотое зерно и вылив горячий бульон, оставшийся от варки козлятины для собаки, она медленно скрюченными артритом пальцами добавляла туда содержимое многочисленных просроченных пакетиков и коробочек, собранных при кухонной ревизии. Манка. Кукурузная мука. Овсяная. Гречневая крупа неизвестного срока давности.
У соседского окна кто-то стоял. С возрастом Ведьма перестала хорошо видеть то, что перед самым носом, зато пока всё ещё очень хорошо замечала все эти наблюдения за ней издалека.
«Вот так в давние времена и рождались народные басни про ведьмины зелья для яйценоскости птиц и молочности скота», — подумала она, усмехаясь себе под нос, и высыпала в таз заранее рассчитанную и отмеренную на количество голов дозу серы из мерного стаканчика.
Покидая планету, Творцы оставляли своим Родам разные запреты, разрешения и даже целые сложные своды правил. Кто-то из Творцов оставлял правила и запреты в виде материальных предметов и Чудес, которые Родам предстояло распознать и увидеть в своё время, а кто-то — в виде Знаний.
Ведьмам были оставлены Знания и запреты в виде Знаний. Помимо прочего, Ведьмам было запрещено любить. Нарушение запрета причиняло чудовищную боль.
Знание об этом запрете наряду с другими было у неё всегда, и, как и большинство прочих Знаний, тоже не приносило ничего, кроме боли. Потому что, по странной прихоти Творца Ведьм, именно любить они умели лучше всего. Любить не только людей-ведьм, а весь мир, и Тварей своего Рода, и свой уголок планеты. И давно погасшие и остывшие остатки Живой Грязи, ставшие теперь просто почвой планеты, но хранившие в себе память и знания Родов. Эта безграничная любовь тоже приносила боль, много боли. Скорее всего, в этом и был именно так задуманный эксперимент Творца — наблюдать за ежесекундным нарушением запрета и измерять боль и любовь Творений. И поэтому в Самайн всегда приходил Жнец со своим измерительным инструментом.
Жнец приходил не ко всем, а только к Роду своего Творца — Творца Ведьм. В этом Роду были не только люди-ведьмы. Ведьм (впрочем, как и прочие Роды) всегда тянуло друг к другу, и все ранние творенья Рода ведьм, размножившиеся на планете, обычно старались держаться вместе и как можно ближе к неудавшемуся Идеалу своего Творца — людям-ведьмам. К людям и прочим тварям из других Родов и семейств приходили другие Мрачные Уборщики. Ведьмы чувствовали их и знали о них. И многие мечтали распознать смысл инструментов других Уборщиков. А про инструмент своего Жнеца они Знали с рождения. И любили своего Жнеца, а некоторые — любили его больше жизни и всего, с ней связанного.
Большинство людей видели в нём старика с посохом. Жнец мог держать инструмент только за ту часть, в которой боль. И опирался на ту, в которой любовь. Поэтому почти для всех это был посох. А когда боли становилось намного больше, чем любви — Жнец подходил близко, и люди видели косу в его руках. Жнец опирался на её лезвие.
Большинство людей на планете забыли уже, что Самайн — это время, а не одна ночь. Время жатвы и время боли, а не ночь праздника. Время, когда Явь, Правь и Навь сближаются почти до полного соприкосновения. А ведьмы не могли забыть об этом. Они Знали. Знали, что Самайн может сжаться до нескольких часов, а может и растянуться больше чем на месяц. Ведьмы чувствуют и время Самайна, и приходы Жнеца. Знают, когда он близко. Но не знают и почти никогда не могут угадать его цель. Может быть, потому, что им очень хочется стать этой целью, ведь ни у кого другого нет столько боли… но любви всё равно обычно оказывается больше.
Ведьма пошла в дом за вторым ведром — для коз. В этом ведре не было ничего необычного — только зерно и яблоки. Наблюдатели на улице уже ушли, и соседи потеряли к ней интерес. Она позвала собаку и подхватила охапку поленьев. Прежде чем идти доить коз и чистить у них, следовало подбросить дров в котёл — чтобы вернуться в тёплый дом.
Здоровенный наглый чёрный кобелина сразу залез на кровать и начал вылизываться с громким чавканьем — все твари-ведьмы чистоплотны, и этот пёс не был исключением.
Ведьма тщательно укладывала поленья в отопительный котёл, повернувшись к собаке и кошке спиной.
В дверь постучали. И тут же раздался удар от чего-то упавшего.
Ведьма обернулась на стук, собираясь заодно задать трёпку кобелю, который наверняка уронил что-то своим огромным хвостом.
Жнец был уже в доме, не в его обычае было ждать приглашения. Лезвие его «косы» было очень коротким. Он встретился взглядом с Ведьмой, вежливо покачал головой, коротко кивнул собаке и вышел.
Счастливая, освобождённая от любви и боли, чёрная четвероногая тень летела за Жнецом.
На кровати остывал труп собаки с безвольно запрокинутой на стену головой.
Серая кошка неподвижно следила глазами за стремительно двигавшейся в сторону Нави парой — Жнецом и тенью пса.